Проходи, озираясь, по улицам темным, где с кровью мешается грязь,
Где смердит нечистотами, похотью, страхом и потом засаленных душ,
Где по праву ничтожества, ядом глаза заливая и всласть матерясь,
Волокут на расправу печальных калек и взалкавших спасенья кликуш.
Где похожие плотью одной на людей, безобразные бродят скоты,
Пожирая друг друга, и сыто рыгая, и жадно рубая хабар,
А распятые ангелы скудного света висят на столбах, с высоты
Окончательной в мертвых зрачках отражая ревущий внизу Арканар.
Проходи, благороднейший дон, справедливой и верной дорогой своей,
Прячь глаза и сжимай кулаки – но не лезь, не мешай деловым палачам.
С каждым шагом, в дыму непроглядном и жирном, и телом и духом черствей –
Это время несчастное принадлежит пустоглазым, лихим сволочам.
Это время себя выжигает дотла и хрипит в нестерпимом огне,
Но спаситель не слышит, спаситель убогую жалость в себе превозмог
Или просто устал и уснул, и спасение видит едва ли во сне…
Это время похоже на все времена. Прячь глаза, неудачливый бог.
Где-то там, далеко-далеко, торжествует другая, прекрасная жизнь,
Где веселые люди навеки отмыли с себя обезьяний помет
И забыли, как некогда плыли в крови и друзей предавали во лжи,
И устроили райские кущи заместо помоек и вечных болот.
Где-то там – но тебе, очевидно, уже никогда не вернуться туда:
Зараженный убогого хамства, и скотства, и подлого барства чумой,
Ради цели высокой немного души по пристойному курсу продав,
Ты отныне и присно останешься здесь, ты сживешься с вонючей тюрьмой.
Где-то там, далеко, твой потерянный рай, справедливый и мудрый предел,
Подчинивший пространство и время, и вставший на вахту далеких планет…
Но тебе никогда не вернуться туда, даже если бы ты и посмел,
Потому, что на самом-то деле его ни в каком измерении нет.
Потому, что полуденным солнцем единожды тьму вековую поправ,
Невозможно красивая сказка твоя растворилась в полуночной мгле,
Оглянись и очнись: из пыли и отбросов, из гнили и сточных канав,
Во стекле и бетоне растут арканары по всей закопчённой Земле.
Справедливые дети, ловившие некогда каждое слово твое,
Полунищего детства кумиров сменяли на банку дешевой халвы,
И наелись от пуза, и впали в слащавое, муторное забытье,
И не стали богами – ведь это так трудно, ведь это так глупо, увы.
А премудрые дети детей, подрастая, и знать не хотят ничего
О неведомых звездах, о дальних мирах, потускневших в бетонной тени.
И возможно, что вскоре никто не припомнит и имени твоего,
Благородный Румата Асторский, последний герой арканарской резни.
Так кончаются сказки. И нам ничего невозможно уже изменить,
Только глубже и глубже утаптывать глупую память большим сапогом
Молчаливого благоразумия, только все крепче затягивать нить
Непричастности на набухающем горле отчаянья в хрипе благом.
Но опять и опять, вопреки и рассудку, и времени, споря с собой
И себя забывая, как жизнь забывает о смерти у самого дна,
Ты берешься за меч, и выходишь на свой безнадежный, бессмысленный бой –
И мне чудится – вовсе не вечен лежащий на сумрачном дне Арканар.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
