* * *

Клуб одиноких сердец ефрейтора С,
выходца из деревни Гнилые Рожны -
от областного центра по бездорожью
сто пятьдесят кэмэ через жидкий лес
и холостые нивы; деревни, где
куры - и те к обеду пьяны, как свиньи;
где безразличье, бессмыслие и бесчинье
грязной слюной стекают по бороде
вечности; где дерьмо посередь двора,
благоухая, может лежать полгода -
если, конечно, мать-перемать-природа
не приберет за собой своего добра;
где, разменяв тридцатник, царицы дум
приобретают форму мешка с картошкой
и темперамент валенка; где в окошко
кажут живым мертвецам, каково в аду;
где - но оставим, впрочем, больной пейзаж
и перейдем к портрету - потрет в пейзаже
будет неразличим до того, что даже
жаль изводить бумагу и карандаш:
ибо банальна физия, как и все
прочее в нашем сорри ту сей герое,
от послужного списка до геморроя,
от молодецкой лысины до трусов,
криво заштопанных - чай, не мундир, не фрак -
личным мешком картошки; на эту рожу
он и во тьме кромешной уже не может,
но уважает типа законный брак,
но, приседая, делает роже ку,
стоит лишь той возбухнуть, заволноваться,
чтобы затем как следует оторваться,
правя мозги какому-нибудь дрючку,
трепетному салаге, куску говна:
пусть поваляется пару часов в отрубе,
пусть навсегда запомнит...

...так вот, о клубе:
здесь привечают всех, невзирая на
связи, чины, воспитание, возраст, пол,
рост и фигуру, айкью и размер дохода,
хрони, недуги, заслуги любого рода,
милый обычай копыта ложить на стол;
или по вечерам надираться в дым,
под Окуджаву и, скажем, Высоцкого; или
страсть к ежедневной самолоботомии
перед священным ящиком голубым;
интеллигентный лузер, герой войны,
глянцевый телеведущий, блатной политик,
бодрый студент и древний беззубый нытик,
юная дева и старая - все равны,
перед уставом клубным - и все, увы,
без обсуждений и прений как есть бесправны:
славны - не славны, застенчивы, своенравны -
по барабану явно ефрейтору С.

Вот наступает ночь - и она нежна,
и накрывает плюшевой мглой полмира;
круглая, как проклятие Казимира
в черном квадрате рамы торчит луна
и освещает клубную залу, где
сонная пыль по замшелым углам клубится;
где неуютно и холодно, как в больнице,
как на далекой, полуслепой звезде;
где на стене висит не ружье - труба
медная; где портреты вросли в обои;
где неуклюже, рассеяно, сам с собою
кружится в медленном вальсе ефрейтор Судьба.