Когда я смотрю на то, что делается вокруг,
В отдельно взятой стране на данном отрезке времени,
Я представляю себе старую, грязную клячу,
Скачущую... нет, ползущую медленно и печально
По бесконечному кругу задрипанного манежа.
Утопая в глубоком седле, клячей угрюмо правит
Злобный карлик в засаленном камуфляже.
Через круп перекинута пара седельных сумок,
Огромных баулов, тюков, пардон, невъебенных,
Битком набитых какой-то неописуемой дрянью.
Гаденько ухмыляясь, убогий всадник,
Всплывший со дна безвременья Цахес-Циннобер,
Периодически достает из пространства,
Из ниоткуда новые порции дряни
И набивает все толще развесистые баулы.
Баулы трещат по швам. Цирк, натурально, уехал
Весь, и остались только кляча, манеж и всадник.
И пожилая девочка в первом ряду,
Чем-то похожая
На старую, боевую лошадь...
В отдельно взятой стране на данном отрезке времени,
Я представляю себе старую, грязную клячу,
Скачущую... нет, ползущую медленно и печально
По бесконечному кругу задрипанного манежа.
Утопая в глубоком седле, клячей угрюмо правит
Злобный карлик в засаленном камуфляже.
Через круп перекинута пара седельных сумок,
Огромных баулов, тюков, пардон, невъебенных,
Битком набитых какой-то неописуемой дрянью.
Гаденько ухмыляясь, убогий всадник,
Всплывший со дна безвременья Цахес-Циннобер,
Периодически достает из пространства,
Из ниоткуда новые порции дряни
И набивает все толще развесистые баулы.
Баулы трещат по швам. Цирк, натурально, уехал
Весь, и остались только кляча, манеж и всадник.
И пожилая девочка в первом ряду,
Чем-то похожая
На старую, боевую лошадь...